Dvalin, еще ребенок, когда его нашел Барбатос. Тогда архонт был юн и сам, но достаточно знал о том, что драконы – существа свободы, горды и волевые. И все же он не может не подойти к тому, кто идет ему на встречу, протянуть пару яблок тому, кто лишь пару секунд обнюхивает их, чтобы заглотать целиком. Барбатос заливисто смеется и приносит дракончику еще больше яблок, а позже он будет с ним бегать по полю и небу летать, принесет больше разнообразной еды и даже пару блюд Мондштадта, и, конечно же, сыграет столько всевозможных песен!

Хочется верить, что это Барбатос научил его говорить, но лишь от части, ведь любознательный Двалин сам осторожно следил за людьми и узнавал их речь. Архонт не хочет признавать, но боится за дракона, что тот обожжется, если продолжит лезь к людям. Он слишком хорошо помнит, как и к нему относились с подозрением после окончания войны, как избегали и тихо в ночи задавались вопросом, когда упадет второй ботинок. Заручиться их доверием не было так уж и тяжело, но он знает, что лишь смена поколения позволила ему быть более свободным с ними. С драконом все намного сложнее, тем более тогда, когда таких, как он не было. И все же Барабатос был слишком трусом, чтобы запретить ему что-то.

Быть рядом не так уж и сложно, тем более тогда, когда Двалин не покидает границы Мондштадта. Архонт думает о том, чтобы познакомить дракона с Мораксом, с Ли Юэ и возможностью летать всюду. Но тот отказывается, Барбатос другого архонта даже не спрашивает, хотя и рассказывает о Двалине, да просит советов о том, как ухаживать за драконом.

Мондштадт принимает дракона, вроде как. Их вера в их защитников сильная, но, как и к любому существу сильнее их, есть поклонение и трепет. В этом нет дружбы, но в этом есть доверие. Только события будущего перекроет все, что только мог сделать дракон.

Маленький Двалин стал сильным и большим, но никогда не терял своего милого облика, по-детски обижался на выходки Барбатоса, искренне не любил, когда тот уходил за пределы границы,  грелся на солнышке, ел яблоки и закрывал от слишком яркого теплого солнца Мондштадт. Не было того, кем больше  гордился архонт. Но не было того, перед кем он чувствовал себя более виноватым, чем перед Двалином.

Время шло, люди менялись, истории превращались в легенды и баллады, войны проносились по земле, а болезнь появилась внезапно.